Твоя вселенная меня
Понедельник. День начался в 11 часов утра с вибрации телефона. Утренние звонки, когда ты досыпаешь свои последние минуты перед тем, как окончательно проснуться, меня всегда бесили, и не на шутку. Это зло, которое может испортить настроение на весь день. И обычно я сбрасываю их, минут пять бешусь, потом снова впадаю в сон. Но в этот раз я решил поднять трубку, может что-то важное или интересное, так резко будет меня в такую рань… Басовый голос без приветствия, мм, именно этого я хотел этим утром… Мои мысли следовали за словами в трубке. Это был Ванёк, сучёк бля, в такую рань… Он совсем недавно, буквально на прошлой неделе, женился, и вовсю затеял ремонт в подаренной или наследованной ему однокомнатной квартире. Ремонт медленно двигался корявыми, но по своему домашними шагами к завершению, и я уже не раз помогал его ускорить. И в этот раз, как и несколько дней до этого, Ванёк звонил мне с утра, чтобы занять мой день своей просьбой о помощи. Мда, шиикарное начало дня. И я уже представил себя ковыряющимся в цементе, шпаклёвке, или таскающим кирпичи. Меня передёрнуло, сон как рукой сняло, мда… На конце трубки так же басил голос, в мыслях металась злость, и лёгкий огонёк просвета понимания, которое надо было сразу же разругавшись затоптать. Но понимание, что Ванёк один всё делает, а я могу полдня ничего не делать, так как делать мне по сумме и нечего, и лишь вечером я лениво выползу на улицу, пробудило во мне благородные порывы. Следуя им, я всё-таки решил помочь ему. Условился когда приду и полностью открыл глаза.
...День был сказочный, солнышко светило в моё окно, наверно где-то пели птички. Рядом на кровати бесшумно спал кот, с которым, по счастливой участи его, я решил поделиться зарядом бодрости и кинул в него подушку. После, около часа я слонялся по квартире не понимая, чем заняться. Сонный мозг плохо выдавал информацию о том, что необходимо сделать, и поэтому я от бездействия метался из одной комнаты в другую, как старичок, вечно забывая, зачем я сюда пришёл, возвращаясь обратно, вспоминая что-то, возвращаясь туда, делая что-то, и потом всё по новой.
После часа-полтора моих собираний я уже шёл к Ваньку. Сегодня предстояло силиконом клеить уголки на потолок. А это значит всему измазаться в побелке и силиконе, что ни капли не бодрит. Сонно лениво я дошёл до дома, поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь и начал вливаться в ремонт, чужой. Всё мероприятие, напополам с чаепитиями и перекурами, длилось до шести часов вечера. За это время я успел измазаться силиконом по локоть наверно, и пару метин оставить на лице. А так же созвониться с отцом, обговорить, что завтра приеду к нему, и позвонить Паше, узнать предполагаемый сценарий на вечер. Сценарий был утешительный, после того ада которым был наполнен день, у меня был хороший расклад на вечерний антураж. Мы договорились в семь выехать в Минск на смотровую, пошляться по старым улочкам, пивка попить, и часам к двенадцати или к часу вернуться обратно в город, пьянствовать с друзьями весёлыми алкоголиками.
Поскольку я проторчал у Ванька до шести часов вечера, у меня был ровно час на покушать и приведение себя в порядок. Силикон, как мне не было печально, хорошо въелся в кожу моих рук, и сука не оттирался, как я не старался. Мне пришлось смириться. А так же, из всего клёвого гардероба я постирал всё кроме светлых потёртых широких Джинс, а-ля брейк, или реп, и белой футболки с принтом. Расклад сука не утешал, я был как немного грязный привет из милениума, широкие потёртые джинсы, белые кросовки-хайтопы, и белая футболка. Хотя, мне даже чем-то вкатил мой образ.
Двигаясь на машине в Минск, мы с Пашей обсуждали его недавнее день рождение. Оно было пару дней назад, но все кто в нём участвовал, пьянствовали и по сей день. Мы с Пашей были исключением из этого, и как могли, уклонялись от этой затянувшейся пьянки, именно поэтому сегодня мы ехали в Минск. Там нас ждал целый вечерний город улочек, каких-то знакомств, приятного общения и настроения. Ну или мне так казалось. В целом, я ехал в таком довольно-ленивом настроении. Успев как следует заебаться за день и имея в организме отголоски Пашенного дня рождения, мне совсем не хотелось сегодня голивудить. Я рассчитывал на ленивое брожение по городу и пару приятных впечатлений.
Приехав на национальную библиотеку, где находится смотровая, мы ожидали Пашенного друга, Никитоса, он сегодня бездельничал с нами. На площади у библиотеки стоит памятник Франциску Скорина, белорусскому первопечатнику. Его взор смотрит куда-то вдаль, а руки разведены в стороны. В одной руке он держит книгу, а во второй открытую ладонь. Я рассказываю Паше, что было бы клёво посадить на парапет библиотеки какого-нибудь модного диджея, всю площадь перед библиотекой пронзить мерцающим светом, а Франциску одеть тёмные очки. В левой руке книгу переделать в фляжку, а на правую открытую ладонь насыпать порошок. Мы оба смеёмся и соглашаемся, что это была бы мега вечеринка, которую бы запомнил весь город. Тем временем к нам подходит Никитос и мы узнаём, что сегодня смотровая не работает. И руководствуясь энтузиазмом, наши дальнейшие события предпринимают оттенок общего настроения. Мы все рады встрече и без задней мысли решаем пойти в какой-нибудь бар пропустить по пивку и пообщаться. Рядом есть кафе "Комедия", которая щадит по ценам и приятна на обстановку, туда мы и держим путь.
Заказав три тёмного пива, мы расселись на мягких диванчиках. Рядом суетились официантки в коротких платьицах, а-ля школьницы, в колонках играл какой-то бодрый саунд, а на теликах шагали модели. Оглядываясь вокруг, не поймёшь, куда пришёл – в тематическое заведение, а-ля киноискусство, с Чаплином на стенах, или попал в диско-бар, судя по музыке и диско-шару на потолке. Плюс, для полной путаницы, к этому всему прибавь официанток одетых как школьниц годов так 90, с белыми гетрами до колен, и треш моделей по телеку. В целом заведение непонятное, и этим оно неприятное. В нём мы не задержались более получаса. Вывернув на улицу, мы погнали в магазин, параллельно решая поехать в центр. Там и погулять можно приятно и людей там побольше, и побухать баров много. Зайдя в магазин, мы потерялись среди полок с алкоголем, решая, что купить. Никитос уговаривал нас не брать ничего крепкого. Для убедительности, он сказал, что пьёт таблетки от глистов, а они с крепким алкоголем несовместимы.
– Никитос, что серьёзно нельзя ??? – Нет нельзя, плохо будет… – А ты давно эти таблетки пьёшь? – Ну, первую таблетку выпил… – Ахаха, за коньяком!
В Минске есть закон, который запрещает бухать на улицах, не зависимо что. Но закон не запрещает мешать коньяк, или любой другой алкоголь, с колой или соком и пить так колу или сок. Этим мы и занялись. Рецепт волшебного напитка, между прочим, сообщил сам Никитос, осознавая, что сегодня не тот день, когда можно отмазаться глистами и обойтись без крепача и драйва. Рецепт после мы с Пашей прозвали коктейль ТОС, в честь именуемого выше автора. – Покупаешь коньяк, желательно не дешёвый. Два литра колы. Всё это между собой аккуратно смешиваешь. Всё просто до гениальности. А потом пьёшь эту колу. Сам же коктейль ТОС, содержит в себе определённый коньяк, кока колу, и один секретный ингредиент, который предаёт аромат и приятный привкус напитку. Этот авторский рецепт я оставлю в тайне.
Вооружившись двумя литрами колы ТОС, мы пошагали и поехали по городу к центру. Обсуждая что-то, попивая напиток, мы двигались на троллейбусе по улочкам и проспектам города героя Минска, прямо в сердцевину его молодой жизни. Туда где не гаснет ночами яркие огни, круглосуточно звучит музыка, и всё пахнет безоглядным желанием приключений. Выгрузившись на Октябрьской мы пошагали вниз к Немиге. По сторонам раскинулось бесконечное количество кафешек, какая-то сцена у дворца и много-много молодёжи. Парочек, компаний, пьяных, смеющихся, проходящих и отдыхающих. Диджей на сцене играл клубнячок, люди сидели у столиков и пару пьяных танцевали у колонок. А мы проходили мимо, двигаясь в алкогольно-заводном настроении.
Улицы и лица вели нас в стейк хаус Маэстро, любимый бар Никитоса с Пашей. Интересное заведение с двумя залами. В первом, малом, зале находилась протяжённая барная стойка, напротив неё стена с нарисованным городом, и музыкальный автомат, фишка этого заведения. Во втором зале стояли столики, за которыми кучками сидели компании. В целом очень домашняя обстановка, а главное это музыка. В музыкальном автомате можно было найти всё, что только пожелаешь, и всего за две тысячи белорусских рублей, поставить на очередь свою песню.
Мы вошли в настроении алкогольного позитива и направились прямиком к барной стойке. Купили бутылку виски и сок. Лёд, стаканчики и музыка. Первой по нашей очереди заиграла пятница – солдат. После была нирвана и танцы минус. Как-то само собой всё окружение бара превратилось в одну большую компанию, испытывавшую удовольствие от всего происходящего. Вокруг все улыбались, здоровались, вместе пили и смеялись. Весь бар оказался вокруг нас, наверно потому что мы больше всех тащились от происходящего, и заводили этим окружающих. Хитом нашего заказа была песня Ляписа Трубецкого – Манифест, которая официально запрещена в Республике Беларусь, но все же играет, вот в таких барах и именно в окружении таких людей. И как ожидалось, песня сорвала у всех башни. Мы прыгали, орали, пили и танцевали, все вместе, как будто не в первый раз видим друг друга, и совместно пьём тоже. Мы пьяные и довольные насыщались этим днём и всем что происходило.
Паша сидел на стойке, о чём-то общаясь с барменом, а мы с Никитосом сидели рядом, попивая виски. Не знаю, сколько времени уже успело пройти. Бар опустел. Все люди, которые были до этого, попрощавшись с нами, и найдя наше общество охуенным, побрели по домам. В колонках заиграл Scorpions – Winds of change, и мы пели. Справа от меня сел какой-то мужик, на которого я совсем не обратил внимания, мне было без разницы. После песни, он постучал меня по плечу, сказав: "You are crazy guys", при этом довольно улыбаясь. Я ответил спасибо, yes, we are. У нас завязался разговор. Он оказался американцем из Айовы. Он весь вечер был где-то здесь, и смотрел на нас со стороны, как мне показалось. Я был пьян и взгоречён. Я подозвал Пашу и Никитоса. Они, как будто только что сюда пришли и совсем не пили, такие свежие и улыбающиеся, подсели к нам. Вместе мы пили, за Беларусь, за Америку. О чём-то вместе общались, пытаясь на корявом английском выражать свои мысли. Американец часто, почти постоянно, спрашивал нас, где наши девушки. Меня это поначалу не заботило, а потом озадачило. Я отдёрнул Пашу, Никитоса, сказал им, что он сука, только и хочет, что наших девочек. Это разочаровало меня. Я немного обозлился и отсел от них. Паша, поняв всю фишку подсел ближе к америкосу и начал ему говорить, что если он хочет девочек, нужны деньги, есть ли у него деньги? Никитос так же отошёл ко мне, обнял меня как старый друг, и предложил включить какую-нибудь песню. Я предложил ой ё, чайфа, любимую песню Паши, ту которую пару лет назад он каждый день повторял на гитаре, по несколько раз. Заиграла песня. Мы с Никитосом подошли к Пашке, одняли его за плечи, как старые друзья, и затянули песню. Америкос с недоумением смотрел на нас, в его пьяном взгляде было непонимание и наверно немного шок. Нам было похуй. А когда кончилась песня, он показал на нас с Никитосом пальцем и сказал:"You are geis guys". Я выпал, ярость и желание сейчас же ему вмазать разлилось по моему телу. Никитос, я думаю думал о том же. Мы с ним вдвоём стали как вкопанные, пытаясь объяснить америкосу, что так не стоит говорить, и что это может плохо кончиться. Паша сидел рядом с ним, говоря ему что-то вроде "no no no, they are cool guys, you are mistaken". Америкос ничего не понимал и походу не слышал. Он поднял свою руку, помахал в нашу с Ником сторону и сказал "GoodBye!". Ярость кипела во мне, я не знал, что мне сделать. Я начал на него кричать, нет мол, ты GoodBye! Потом кидаться в него киношными ругательствами по американски. "Fuck you, you are fuckin shit. You are fuckin freack". В ответ он мне тоже что-то говорил, но я не слышал его. Это было реально как в американском кино: – " Fuck you!" – "No, fuck you!" – "You are shit, you are fuckin shit!" и т.д.
Администрация заведения попросила нас уйти. Выйдя на улицу, злые и недовольные, мы думали, как поступить. Как я понял, бар вот-вот закроется. А поскольку америкос остался там один, его закроют в два раза быстрее, и он в любом случае довольно скоро должен выйти на улицу. Паша стоял, общаясь с кем-то по телефону, как обычно. И мы с Ником думали, как поступить. Совсем недалеко около бара была арка в тёмный квартал, и мысли рождались сами собой. Я предложил, что сейчас, когда выйдет америкос, Паша скажет ему что-нибудь типа, мы пойдём к девочкам, а сам заведёт его в этот переулок, где мы с Ником будем ждать их. Там мы чисто символически пропишем ему по печени, чтобы в следующий раз думал, как общаться и что говорить. Никитос одобрил, прибавив, что добавим по почкам. И в тот момент, когда мы утвердили план действий, из бара выползает америкос… Я вежливо, насколько можно зову его к себе: "Come with us, we’ll go to girls". И в этот момент происходит то, чего никто не мог ожидать. Америкос, с дикими и испуганными глазами, увидев меня, а рядом со мной набыченного Никитоса, без задней мысли необычайно бодро ломанулся обратно, вниз по ступенькам, в бар, несмотря на бармена, который его сдерживал руками и криками, что там закрыто. И видимо не успел со скоростью, упал, покатился по ступенькам и въехал прямо в стенку. Я побежал к нему. Спустившись вниз через мгновение, я увидел тело, в непонятной форме, лежавшее в маленьком угле у лестницы. Его глаза были открыты, а изо рта выливалась кровь. Он дышал с перерывами, а глаза смотрели перед собой. Я охуел от всего происходящего. Стоял перед ним ошеломлённый, не зная как сейчас поступить. Ему же нужна помощь, чем сейчас могу помочь я. И в этот самый момент, в коридор выходит директор бара, и видит перед собой тело с лужей крови и стоящего рядом меня. Он же видел всю нашу размолвку в баре, что он может подумать? Я находился в том же шоке, не обращая не на что внимания, смотрел вниз, на американца, на кровь, думая как это всё произошло. Меня отдёрнул Пашка, крича, что надо валить, срочно, сейчас же… И мы побежали… Квартал, один, второй, потом проспект, не знаю, долго ли мы бежали. Где-то на полу освещённой улице мы остановились перевести дыхание. Вокруг был спящий город, с фонарями, окнами, и людьми за окнами. Я перебирал в голове всё происходящее, как так произошло. Никитос стоял рядом, в таком же шоке, а Пашка ловил тачку, чтобы побыстрее отсюда свалить. Он что-то кричал, спрашивал, я отвечал, а сам находился в тумане.
Очнулся я в тачке. Водила вёз нас куда-то на окраину. Я рассказал, как всё произошло. Что это было без моей руки, и что я не приблизился к американцу даже на десять шагов, что он сам так оступился. Все успокоились. Перемяли в голове варианты произошедшего, и поняли, мы чисты. А американец, в чём-то получил по заслугам. За его похоть к женскому полу, и за оскорбление мужского. И что если бы не его дерьмовый характер, мы бы не ждали его наверху. И если бы не его трусость, он бы не побежал обратно вниз, оступившись и сломя себе голову. Пелена спала с глаз моих. Меня передёргивала жалость и тихая ненависть к этому человеку. Паша спокойно сказал, что мы едим в клуб.
Продолжение следует…
...День был сказочный, солнышко светило в моё окно, наверно где-то пели птички. Рядом на кровати бесшумно спал кот, с которым, по счастливой участи его, я решил поделиться зарядом бодрости и кинул в него подушку. После, около часа я слонялся по квартире не понимая, чем заняться. Сонный мозг плохо выдавал информацию о том, что необходимо сделать, и поэтому я от бездействия метался из одной комнаты в другую, как старичок, вечно забывая, зачем я сюда пришёл, возвращаясь обратно, вспоминая что-то, возвращаясь туда, делая что-то, и потом всё по новой.
После часа-полтора моих собираний я уже шёл к Ваньку. Сегодня предстояло силиконом клеить уголки на потолок. А это значит всему измазаться в побелке и силиконе, что ни капли не бодрит. Сонно лениво я дошёл до дома, поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь и начал вливаться в ремонт, чужой. Всё мероприятие, напополам с чаепитиями и перекурами, длилось до шести часов вечера. За это время я успел измазаться силиконом по локоть наверно, и пару метин оставить на лице. А так же созвониться с отцом, обговорить, что завтра приеду к нему, и позвонить Паше, узнать предполагаемый сценарий на вечер. Сценарий был утешительный, после того ада которым был наполнен день, у меня был хороший расклад на вечерний антураж. Мы договорились в семь выехать в Минск на смотровую, пошляться по старым улочкам, пивка попить, и часам к двенадцати или к часу вернуться обратно в город, пьянствовать с друзьями весёлыми алкоголиками.
Поскольку я проторчал у Ванька до шести часов вечера, у меня был ровно час на покушать и приведение себя в порядок. Силикон, как мне не было печально, хорошо въелся в кожу моих рук, и сука не оттирался, как я не старался. Мне пришлось смириться. А так же, из всего клёвого гардероба я постирал всё кроме светлых потёртых широких Джинс, а-ля брейк, или реп, и белой футболки с принтом. Расклад сука не утешал, я был как немного грязный привет из милениума, широкие потёртые джинсы, белые кросовки-хайтопы, и белая футболка. Хотя, мне даже чем-то вкатил мой образ.
Двигаясь на машине в Минск, мы с Пашей обсуждали его недавнее день рождение. Оно было пару дней назад, но все кто в нём участвовал, пьянствовали и по сей день. Мы с Пашей были исключением из этого, и как могли, уклонялись от этой затянувшейся пьянки, именно поэтому сегодня мы ехали в Минск. Там нас ждал целый вечерний город улочек, каких-то знакомств, приятного общения и настроения. Ну или мне так казалось. В целом, я ехал в таком довольно-ленивом настроении. Успев как следует заебаться за день и имея в организме отголоски Пашенного дня рождения, мне совсем не хотелось сегодня голивудить. Я рассчитывал на ленивое брожение по городу и пару приятных впечатлений.
Приехав на национальную библиотеку, где находится смотровая, мы ожидали Пашенного друга, Никитоса, он сегодня бездельничал с нами. На площади у библиотеки стоит памятник Франциску Скорина, белорусскому первопечатнику. Его взор смотрит куда-то вдаль, а руки разведены в стороны. В одной руке он держит книгу, а во второй открытую ладонь. Я рассказываю Паше, что было бы клёво посадить на парапет библиотеки какого-нибудь модного диджея, всю площадь перед библиотекой пронзить мерцающим светом, а Франциску одеть тёмные очки. В левой руке книгу переделать в фляжку, а на правую открытую ладонь насыпать порошок. Мы оба смеёмся и соглашаемся, что это была бы мега вечеринка, которую бы запомнил весь город. Тем временем к нам подходит Никитос и мы узнаём, что сегодня смотровая не работает. И руководствуясь энтузиазмом, наши дальнейшие события предпринимают оттенок общего настроения. Мы все рады встрече и без задней мысли решаем пойти в какой-нибудь бар пропустить по пивку и пообщаться. Рядом есть кафе "Комедия", которая щадит по ценам и приятна на обстановку, туда мы и держим путь.
Заказав три тёмного пива, мы расселись на мягких диванчиках. Рядом суетились официантки в коротких платьицах, а-ля школьницы, в колонках играл какой-то бодрый саунд, а на теликах шагали модели. Оглядываясь вокруг, не поймёшь, куда пришёл – в тематическое заведение, а-ля киноискусство, с Чаплином на стенах, или попал в диско-бар, судя по музыке и диско-шару на потолке. Плюс, для полной путаницы, к этому всему прибавь официанток одетых как школьниц годов так 90, с белыми гетрами до колен, и треш моделей по телеку. В целом заведение непонятное, и этим оно неприятное. В нём мы не задержались более получаса. Вывернув на улицу, мы погнали в магазин, параллельно решая поехать в центр. Там и погулять можно приятно и людей там побольше, и побухать баров много. Зайдя в магазин, мы потерялись среди полок с алкоголем, решая, что купить. Никитос уговаривал нас не брать ничего крепкого. Для убедительности, он сказал, что пьёт таблетки от глистов, а они с крепким алкоголем несовместимы.
– Никитос, что серьёзно нельзя ??? – Нет нельзя, плохо будет… – А ты давно эти таблетки пьёшь? – Ну, первую таблетку выпил… – Ахаха, за коньяком!
В Минске есть закон, который запрещает бухать на улицах, не зависимо что. Но закон не запрещает мешать коньяк, или любой другой алкоголь, с колой или соком и пить так колу или сок. Этим мы и занялись. Рецепт волшебного напитка, между прочим, сообщил сам Никитос, осознавая, что сегодня не тот день, когда можно отмазаться глистами и обойтись без крепача и драйва. Рецепт после мы с Пашей прозвали коктейль ТОС, в честь именуемого выше автора. – Покупаешь коньяк, желательно не дешёвый. Два литра колы. Всё это между собой аккуратно смешиваешь. Всё просто до гениальности. А потом пьёшь эту колу. Сам же коктейль ТОС, содержит в себе определённый коньяк, кока колу, и один секретный ингредиент, который предаёт аромат и приятный привкус напитку. Этот авторский рецепт я оставлю в тайне.
Вооружившись двумя литрами колы ТОС, мы пошагали и поехали по городу к центру. Обсуждая что-то, попивая напиток, мы двигались на троллейбусе по улочкам и проспектам города героя Минска, прямо в сердцевину его молодой жизни. Туда где не гаснет ночами яркие огни, круглосуточно звучит музыка, и всё пахнет безоглядным желанием приключений. Выгрузившись на Октябрьской мы пошагали вниз к Немиге. По сторонам раскинулось бесконечное количество кафешек, какая-то сцена у дворца и много-много молодёжи. Парочек, компаний, пьяных, смеющихся, проходящих и отдыхающих. Диджей на сцене играл клубнячок, люди сидели у столиков и пару пьяных танцевали у колонок. А мы проходили мимо, двигаясь в алкогольно-заводном настроении.
Улицы и лица вели нас в стейк хаус Маэстро, любимый бар Никитоса с Пашей. Интересное заведение с двумя залами. В первом, малом, зале находилась протяжённая барная стойка, напротив неё стена с нарисованным городом, и музыкальный автомат, фишка этого заведения. Во втором зале стояли столики, за которыми кучками сидели компании. В целом очень домашняя обстановка, а главное это музыка. В музыкальном автомате можно было найти всё, что только пожелаешь, и всего за две тысячи белорусских рублей, поставить на очередь свою песню.
Мы вошли в настроении алкогольного позитива и направились прямиком к барной стойке. Купили бутылку виски и сок. Лёд, стаканчики и музыка. Первой по нашей очереди заиграла пятница – солдат. После была нирвана и танцы минус. Как-то само собой всё окружение бара превратилось в одну большую компанию, испытывавшую удовольствие от всего происходящего. Вокруг все улыбались, здоровались, вместе пили и смеялись. Весь бар оказался вокруг нас, наверно потому что мы больше всех тащились от происходящего, и заводили этим окружающих. Хитом нашего заказа была песня Ляписа Трубецкого – Манифест, которая официально запрещена в Республике Беларусь, но все же играет, вот в таких барах и именно в окружении таких людей. И как ожидалось, песня сорвала у всех башни. Мы прыгали, орали, пили и танцевали, все вместе, как будто не в первый раз видим друг друга, и совместно пьём тоже. Мы пьяные и довольные насыщались этим днём и всем что происходило.
Паша сидел на стойке, о чём-то общаясь с барменом, а мы с Никитосом сидели рядом, попивая виски. Не знаю, сколько времени уже успело пройти. Бар опустел. Все люди, которые были до этого, попрощавшись с нами, и найдя наше общество охуенным, побрели по домам. В колонках заиграл Scorpions – Winds of change, и мы пели. Справа от меня сел какой-то мужик, на которого я совсем не обратил внимания, мне было без разницы. После песни, он постучал меня по плечу, сказав: "You are crazy guys", при этом довольно улыбаясь. Я ответил спасибо, yes, we are. У нас завязался разговор. Он оказался американцем из Айовы. Он весь вечер был где-то здесь, и смотрел на нас со стороны, как мне показалось. Я был пьян и взгоречён. Я подозвал Пашу и Никитоса. Они, как будто только что сюда пришли и совсем не пили, такие свежие и улыбающиеся, подсели к нам. Вместе мы пили, за Беларусь, за Америку. О чём-то вместе общались, пытаясь на корявом английском выражать свои мысли. Американец часто, почти постоянно, спрашивал нас, где наши девушки. Меня это поначалу не заботило, а потом озадачило. Я отдёрнул Пашу, Никитоса, сказал им, что он сука, только и хочет, что наших девочек. Это разочаровало меня. Я немного обозлился и отсел от них. Паша, поняв всю фишку подсел ближе к америкосу и начал ему говорить, что если он хочет девочек, нужны деньги, есть ли у него деньги? Никитос так же отошёл ко мне, обнял меня как старый друг, и предложил включить какую-нибудь песню. Я предложил ой ё, чайфа, любимую песню Паши, ту которую пару лет назад он каждый день повторял на гитаре, по несколько раз. Заиграла песня. Мы с Никитосом подошли к Пашке, одняли его за плечи, как старые друзья, и затянули песню. Америкос с недоумением смотрел на нас, в его пьяном взгляде было непонимание и наверно немного шок. Нам было похуй. А когда кончилась песня, он показал на нас с Никитосом пальцем и сказал:"You are geis guys". Я выпал, ярость и желание сейчас же ему вмазать разлилось по моему телу. Никитос, я думаю думал о том же. Мы с ним вдвоём стали как вкопанные, пытаясь объяснить америкосу, что так не стоит говорить, и что это может плохо кончиться. Паша сидел рядом с ним, говоря ему что-то вроде "no no no, they are cool guys, you are mistaken". Америкос ничего не понимал и походу не слышал. Он поднял свою руку, помахал в нашу с Ником сторону и сказал "GoodBye!". Ярость кипела во мне, я не знал, что мне сделать. Я начал на него кричать, нет мол, ты GoodBye! Потом кидаться в него киношными ругательствами по американски. "Fuck you, you are fuckin shit. You are fuckin freack". В ответ он мне тоже что-то говорил, но я не слышал его. Это было реально как в американском кино: – " Fuck you!" – "No, fuck you!" – "You are shit, you are fuckin shit!" и т.д.
Администрация заведения попросила нас уйти. Выйдя на улицу, злые и недовольные, мы думали, как поступить. Как я понял, бар вот-вот закроется. А поскольку америкос остался там один, его закроют в два раза быстрее, и он в любом случае довольно скоро должен выйти на улицу. Паша стоял, общаясь с кем-то по телефону, как обычно. И мы с Ником думали, как поступить. Совсем недалеко около бара была арка в тёмный квартал, и мысли рождались сами собой. Я предложил, что сейчас, когда выйдет америкос, Паша скажет ему что-нибудь типа, мы пойдём к девочкам, а сам заведёт его в этот переулок, где мы с Ником будем ждать их. Там мы чисто символически пропишем ему по печени, чтобы в следующий раз думал, как общаться и что говорить. Никитос одобрил, прибавив, что добавим по почкам. И в тот момент, когда мы утвердили план действий, из бара выползает америкос… Я вежливо, насколько можно зову его к себе: "Come with us, we’ll go to girls". И в этот момент происходит то, чего никто не мог ожидать. Америкос, с дикими и испуганными глазами, увидев меня, а рядом со мной набыченного Никитоса, без задней мысли необычайно бодро ломанулся обратно, вниз по ступенькам, в бар, несмотря на бармена, который его сдерживал руками и криками, что там закрыто. И видимо не успел со скоростью, упал, покатился по ступенькам и въехал прямо в стенку. Я побежал к нему. Спустившись вниз через мгновение, я увидел тело, в непонятной форме, лежавшее в маленьком угле у лестницы. Его глаза были открыты, а изо рта выливалась кровь. Он дышал с перерывами, а глаза смотрели перед собой. Я охуел от всего происходящего. Стоял перед ним ошеломлённый, не зная как сейчас поступить. Ему же нужна помощь, чем сейчас могу помочь я. И в этот самый момент, в коридор выходит директор бара, и видит перед собой тело с лужей крови и стоящего рядом меня. Он же видел всю нашу размолвку в баре, что он может подумать? Я находился в том же шоке, не обращая не на что внимания, смотрел вниз, на американца, на кровь, думая как это всё произошло. Меня отдёрнул Пашка, крича, что надо валить, срочно, сейчас же… И мы побежали… Квартал, один, второй, потом проспект, не знаю, долго ли мы бежали. Где-то на полу освещённой улице мы остановились перевести дыхание. Вокруг был спящий город, с фонарями, окнами, и людьми за окнами. Я перебирал в голове всё происходящее, как так произошло. Никитос стоял рядом, в таком же шоке, а Пашка ловил тачку, чтобы побыстрее отсюда свалить. Он что-то кричал, спрашивал, я отвечал, а сам находился в тумане.
Очнулся я в тачке. Водила вёз нас куда-то на окраину. Я рассказал, как всё произошло. Что это было без моей руки, и что я не приблизился к американцу даже на десять шагов, что он сам так оступился. Все успокоились. Перемяли в голове варианты произошедшего, и поняли, мы чисты. А американец, в чём-то получил по заслугам. За его похоть к женскому полу, и за оскорбление мужского. И что если бы не его дерьмовый характер, мы бы не ждали его наверху. И если бы не его трусость, он бы не побежал обратно вниз, оступившись и сломя себе голову. Пелена спала с глаз моих. Меня передёргивала жалость и тихая ненависть к этому человеку. Паша спокойно сказал, что мы едим в клуб.
Продолжение следует…